Родители и дети
Почему люди грязно ругаются?
Плохое словцо по свету пустить – это не работа, оно само на языке сидит, а хорошее словцо – его наработать надо, придумать, вспомнить. Мы не привыкли к такой работе, правда? Мы чужой только пользуемся работой – телевизор слушаем, магнитофон, учителя. Слушаем, слушаем, слушаем чужую нестарательную работу. Слушаем, а сами-то не говорим. Так что... это самое... ну, значит... звереем, в общем.
Нам-то что делать, ребята? Так и будем покорно лаять? Или выключим телевизор – сядем на завалинку? Поговорим?
Вы уже знаете, что в нашей деревне почти морское зеленое озеро. Я не видел ни одной картины, ни в одном кино, чтобы море жило посередине леса.
Передо мной до самого того берега розовый коврик лежит. Вокруг стрекозят голубые стрекозы. Тихонько, чтобы не расплескать коврик, лежу на нем. За ноги меня кто-то клюет. Потом за ладошки. А, это наши ласковые серебряные карасики. Не знал я, что они ручные. Поворачиваю обратно, к людскому безлюдному берегу. На этом берегу растут розовые сосны. Теперь я плыву по их прозрачным верхушкам, рядом прыгают караси, сосны ловят их своими лапами.
На берег прибежал малышеватый малыш, он смеется, я тоже засмеялся, нам вместе по-деревенски хорошо. За малышом пришла на берег его мама, вся розовая на последнем солнце. У нее есть еще один карапуз, еще не рожденный. Он лежит в животе у мамы и всё слышит. Он не видит этой розовости, но уже слышит, как смеется родной братик, как смеюсь неродной, но веселый я, как в своей лесной квартирке кукушка зовет дятла на ку-ку-кушанье, на угощение.
И тут неродившийся карапуз услышал грязные матерные слова... Каждый из нас их слышит. В городе это везде. Когда стоит ележивая очередь, или автобус ломится, или просто... два дяденьки встретились, давно не виделись. И даже дети то и дело вспоминают изделие из теста, которым угощают на масленицу. И вот карапуз, не успев родиться, не успев полюбить свою маму – уже слышит про нее грязные, не-розовые слова. Мне уже не себя, не эту маму, мне карапузёнка жалко. Мне страшно, а вдруг он не хочет теперь родиться?
Матерные слова прозвучали снова - и я понял, что это... Это ругалась сама розовая беременная женщина. Она была не пьяная, не злая, не больная. Она просто говорила старшему малышу, чтобы он не лез в воду. Он и не лез, топал только пяткой по мокрому песку.
Господи, Господи! Мне стало холодно. Мне стало тускло. Стало плохо, как будто пришла война, которая снится. Я каждое утро этот кусочек сна ножницами обрезаю, но все равно и днем боюсь войны. Я схватил свои вещички и торопом побежал домой.
Кукушка показывала дятлу ку-ку-кукиш.
Бабушка в огороде ловила кролика Уголька, он сбежал из клетки на свободную травку. Никогда бы не подумал, что такой жирнобрюх может так быстро проскакивать между ногами человека и быстро исчезать в зарослях капусты, выжирая ее изнутри. Я тут же нырнул за ним в заросли, а когда вынырнул... Этот крупный ушастый скот уже сидел на руках у бабушки и торжественно аплодировал мне ушами.
– Вот кишкомотатель, – ругает его бабушка. – Погонял же он меня по огороду! Какой я бегун – шлёп-нога!
Пока мы с бабушкой кормили травой эту бочку с ушами, я всё думал: вот ведь и бабушка обругала кролика, а слово необидное, даже забавное – кишкомотатель.
– Бабушка, а почему люди матерятся?
– Тебя обидел кто?
– Меня-то никто. Мне просто понять хочется – почему? Почему обругать легко, а похвалить – тяжело язык поворачивается? Почему плохие слова на языке, а не хорошие?
Бабушка держит букет крапивы и улыбается:
– Ты у нас из роду выделился. Философ! Понять... Иди их пойми, почему такие пустолайки? Четырьмя словами обходятся. И лают, и лают. Раньше так и говорили: матерно лает.
Вот бабушка... И не только моя. Вы послушайте, братки-ребятки, как говорят наши бабушки! У них говорок, как грядка прополотая. Ни одного сорнячка, ни одной значит-крапивы, ни одного это-самое-пырея, ни одного ну-осота не растет.
– Бабушка, а тебе что, нравится слова наискивать хорошие?
– Наискивать? – бабушка наклоняется, вырывает из морковной грядки ромашку; приморковилась, думала, не заметят ее. – Нравится наискивать. Поищешь в голове – и красное словцо выпустишь по свету гулять, людей радовать. Это добрая работа.
А, понял теперь. Плохое словцо по свету пустить – это не работа, оно само на языке сидит, а хорошее словцо – его наработать надо, придумать, вспомнить. Мы не привыкли к такой работе, правда? Мы чужой только пользуемся работой – телевизор слушаем, магнитофон, учителя. Слушаем, слушаем, слушаем чужую нестарательную работу. Слушаем, а сами-то не говорим.
Так что... это самое... ну, значит... звереем, в общем. Нам-то что делать, ребята? Так и будем покорно лаять? Или выключим телевизор – сядем на завалинку? Поговорим?
Читайте также:
Авторы Светлана Ермакова и Леонид Жаров
все записи
